Конец XIX — 1930-е: Америка и эволюция домашней одежды
К концу XIX века американская культура вступает в эпоху стремительной урбанизации и технологического прогресса, что приводит к переосмыслению самого понятия «дом». Приватность, прежде ассоциировавшаяся с аристократической исключительностью, становится нормой нового среднего класса. Америка этого времени активно формирует идеал domestic comfort — дома как опоры и пространства восстановления после фабричного, офисного или торгового труда. Приватность здесь уже не демонстрирует статус, а выражает личную автономию, индивидуальность, рациональность и, в конечном счёте, — национальный характер.
Нью-Йорк, США, вторая половина 19-го века
Мужская домашняя одежда становится выразителем этих перемен. Если в Европе халаты оставались символом утончённого досуга, то в Америке они постепенно теряют церемониальность, трансформируясь в предмет повседневного обихода. На смену шелку и бархату приходят хлопок, фланель, трикотаж — демократичные материалы, соответствующие духу времени. Появление массового производства, почтовых каталогов и рекламы в журналах превращает одежду для дома в часть визуальной экономики: теперь она не только продаётся, но и визуально кодирует понятие «нормальной» мужественности — спокойной, надёжной, семейной.
Социальный контекст: приватность и американский средний класс
Американская приватность формируется в рамках идеологии «The Cult of Domesticity», унаследованной от викторианской морали, но переосмысленной в духе индустриальной демократии.
В отличие от Европы, где приватность долгое время оставалась привилегией аристократии, в США высшие слои — промышленники, владельцы железных дорог, финансовые династии — формируют собственную версию «домашней роскоши». Их быт, особенно на рубеже XIX–XX веков, во многом наследует европейские модели, но существует в условиях быстро растущего капиталистического общества. Этот период, который историки связывают с «Gilded Age», показывает, как роскошные интерьеры, частные библиотеки, курительные комнаты и парадные гостиные становятся не знаком наследственности, а символом быстрого, «нового» богатства. Именно эти элиты передают идею приватности следующему поколению — будущему среднему классу, который начинает подражать им, но ищет более функциональные формы комфорта.
// А. Х. Фолсом, Спальня, поместье Лайман, Уолтем, Массачусетс, 1884 г. Предоставлено организацией Historic New England.
Викторианская гостиная. Америка, 1890-1900. Фотография без даты и без авторства
Спальня, кабинет и гостиная президента Гаррисона, Америка 1893
Во второй половине XIX века развитие железных дорог, электричества, телефонной связи и массового жилья создаёт новые условия городской жизни. Возникает класс «белых воротничков» — служащих, банковских работников, инженеров — у которых появляется досуг, но и необходимость подчеркнуть свою «респектабельность».
«American homes and gardens», сентябрь 1907 г.
На этом этапе приватность проходит важный процесс демократизации: модели поведения, ранее присущие богатым семьям «позолоченного века», начинают восприниматься как желательный стандарт для более широких слоёв общества. Домашний интерьер и одежда перестают быть знаками статуса по происхождению — они становятся инструментами социальной самопрезентации. То, что ещё недавно отличало элиту, превращается в нормативный образ жизни «правильного» горожанина.
Исторический бунгало «Stickley» 1910 года в Портленде в рамках экскурсии по домам. Публикация журнала «The Oregonian», 2014
1920-е. Архив Hulton. Getty Images // 1920-е. Национальная библиотека Новой Зеландии на The Commons // 1920-е. Архив Hulton. Getty Images // 1930-е. Х. Армстронг Робертс. Getty Images
Именно в этот период оформляется американский дом как отдельный социокультурный институт. Архитектурное движение Arts and Crafts (во главе с Густавом Стикли) пропагандирует идею простоты, ручного труда, естественных материалов и гармонии между интерьером и личностью.
Кадр из фильма «Густав Стикли: американский ремесленник». Стратфорд, 2021
Журнал The Craftsman (1901–1916), издаваемый Стикли, публикует чертежи домов, мебельные схемы и иллюстрации, где мужчина представлен не как аристократ, а как ремесленник, мыслитель, хозяин своего пространства.
Первый выпуск ''The Craftsman''. Октябрь, 1901 // Выпуск ''The Craftsman''. Февраль, 1911
С 1910-х годов появляется «bungalow culture» — тип малоэтажного дома в пригороде, с верандой, камином и уютной гостиной. Интерьер перестаёт быть парадным и становится функциональным: кресла с мягкой обивкой, пледы, настольные лампы, книжные полки. Эта среда требует другой одежды — более свободной, удобной, не показной. В ней мужчина может быть самим собой, а не социальной ролью.
// Бунгало современности. Исследование представлений о доме в художественной литературе XX века. Мэри Лу Эмери, первая половина XX века.
Колония бунгало в Рокавей, Куинс, Нью-Йорк. 17 апреля 1912 года. Коллекция Джорджа Грантама Бейна
Пример бунгало на открытках: Курортный отель Bluff House. Милфорд, Пенсильвания, 1915
Американский бунгало. Фотография Патриции Харрисон. ок. 1905-1930 // Дом в стиле калифорнийского крафтсмена. Фотография Томаса Вела. ок. 1905-1930
От халата к пижаме: демократизация домашней одежды
Демократизация домашней одежды стала возможной благодаря двум взаимосвязанным процессам: стремительному росту среднего класса и изменению структуры американского дома. Интерьеры новых городских квартир и пригородных бунгало — менее парадные, более «жилые» — требовали другой, не статусной, а удобной одежды. Дом перестаёт быть витриной и превращается в пространство практичного, каждодневного комфорта. Одежда естественным образом следует за этой трансформацией.
Американский халат, 1870–79. The Met Museum
Переход от ночных рубашек и шелковых халатов к пижамам и хлопковым комплектам — один из ключевых процессов эпохи. Пижама попадает в западную культуру из Индии через Британскую империю: в колониальных домах она служила лёгкой одеждой для сна и отдыха в жарком климате. Уже к 1880–1890-м годам британские модельеры адаптируют «pyjamas» как утончённый элемент домашнего костюма, а в США он получает массовое распространение после 1910 года.
Массовость стала возможной не только благодаря фабричному производству, но и из-за изменившихся бытовых норм: в домах появляется центральное отопление, мягкая мебель становится стандартом, а спальни и гостиные перестают быть холодными, «камерными» помещениями. Пижама оказывается логичным продолжением этой новой среды — одеждой, которая соответствует более тёплым, более открытым и более непринуждённым пространствам.
// Американская ночная рубашка. Универмаг L.P. Hollander & Co. 1900–1909 гг.
Выкройка мужской ночной рубашки с кокеткой начала 1900-х годов. США
Американский вариант пижамы отличает практичность и индустриальный подход. Если в Европе они шились на заказ, то в США — фабрично, стандартизировано. Производители вроде Wilson Brothers, Hanes, B.V.D., Jockey внедряют унифицированные размеры, washable fabrics, и рекламируют изделия как «scientifically tailored for comfort».
Реклама 1920-х подчёркивает не роскошь, а чистоту, свежесть и рациональность:
«The modern man sleeps and rests scientifically — in clean-cut, breathable fabrics» (B.V.D. Ad, 1926).
1920-е годы Журнал «Ladies Home Journal». Мужская ночная рубашка. Винтажные выкройки
1920-е годы Журнал «Ladies Home Journal». Мужская ночная рубашка. Винтажные выкройки
К 1930-м пижама становится частью дневного быта — мужчины начинают носить её не только ночью, но и утром дома. В этот период возникает феномен «lounging pyjamas» — свободных костюмов из хлопка или шёлка для приёма гостей дома или отдыха на веранде.
// Реклама мужских пижам Glover, 1928. «Одно только их ношение доставляет чистую радость».
Реклама B. V. D., 1917 // Реклама B.V.D. Clover Club Ensemble, 1939
Принты у пижам. ''Slumber king'', 1939
Пижама из фланели. 1938 // Двухцветная пижама. ''Slumber king'', 1937
Пижама в русском казацком стиле с лацканами с вырезом. 1937
Ночные рубашки, 1937 // Выкройка мужской пижамы, 1930-е
Массовая визуальная культура и стандартизация приватности
С 1910-х годов американская визуальная культура становится ключевым медиатором образа дома. Реклама, кино, журналы и фотографии создают визуальный сценарий приватности — последовательность привычных ситуаций, которые закрепляют идеал мужского отдыха.
// Реклама «Халаты и банные халаты» для мужчин, каталог I & R Morley, весна 1923 года.
Мужские пижамы и тапочки, 1920 год. Автор неизвестен
Образ домашнего мужчины появляется в: — иллюстрациях Нормана Роквелла для The Saturday Evening Post; — обложках Esquire с темами «Leisure and Refinement»; — фотографиях LIFE 1930-х годов, где на обложки выходят изображения дома и уюта, несмотря на последующие обостренные ситуации в мире.
// ''The Saturday Evening Post''. 13 сентября 1930
«Esquire The Quarterly For Men». Осень 1933 г. Первый номер
Этот визуальный код формирует новое понимание мужественности — «domestic masculinity», где мужчина не противопоставлен дому, а гармонично в нём присутствует. Он больше не властный патриарх, а заботливый отец, партнёр, интеллектуал. Приватность перестаёт быть тенью общественной жизни — она становится её необходимым продолжением.
// Постер радио «Telefunken». 1930
Журнал LIFE, 30 ноября 1936 // Журнал LIFE, 4 октября 1937
К 1930-м годам американская реклама закрепляет четыре архетипа «мужчины дома»: 1. Читающий — символ интеллектуального досуга; 2. Отдыхающий у камина — знак стабильности и уюта; 3. Семейный — отец за завтраком или в выходной; 4. Современный — мужчина с радио, журналом, техническим гаджетом.
То, что в Европе оставалось элементом элитарного образа жизни, в США превращается в доступный визуальный шаблон. Иллюстрации и реклама транслируют «домашнюю мужественность» как новую норму, не требующую роскоши или происхождения. Приватность становится не привилегией, а стилем существования, который можно купить в магазине вместе с пижамой или креслом.
1930/1940-е годы. Автор неизвестен
Материальность и технологии комфорта
Завод по производству бембергской вискозы в Элизабеттоне, штат Теннесси. Фотоколлекция Департамента охраны природы штата Теннесси, 1937–1976 гг.
Рабочие на шелковой фабрике Cheney Brothers, 1930-е
Технологический прогресс напрямую влияет на эволюцию мужской домашней одежды. Появление машинного трикотажа и новых тканей (rayon, flannel, jersey) в 1910–1930-х делает возможным выпуск дешёвых, приятных на ощупь и лёгких изделий. Компании вроде DuPont, Hanes и Chemstrand активно продвигают искусственные волокна как «гигиеничные и современные».
// «Saturday Evening Post». Нижнее белье Hanes. Октябрь, 1930
Фабрика нижнего белья Hanes, 1930-е
Фабрика нижнего белья Hanes, 1930-е // Фабрика нижнего белья Hanes, 1900-е
С этого момента одежда для дома перестаёт быть чем-то интимным — она становится частью бытового комфорта, как электрическое освещение или мягкая мебель.
Изменение состава тканей ведёт к изменению силуэта и способов ношения: более мягкие материалы позволяют отказаться от тяжёлых, «аристократических» домашних курток и переходить к гибким, комфортным комплектам. Новые волокна буквально формируют новую эстетику тела — расслабленную, подвижную, ориентированную на повседневность, а не на представительность.
Шелковые халаты с подкладкой из вискозы и шерсти. 1939
Параллельно развивается индустрия ready-to-wear, где американские бренды опережают европейских конкурентов в стандартизации размеров и удобстве фасонов. Пижама становится универсальной, «нейтральной» одеждой, стирая грань между домашним и уличным.
// Реклама нижнего белья Hanes для мужчин и мальчиков. «Фермерский работник зимой и осенью». 1930
Трикотажная пижама. 1939 // Трикотажная пижама. 1937
Европа и Америка: разные модели приватности
На смену оптимистичному потреблению 1910–1920-х приходит Великая депрессия — момент, который резко меняет визуальный и материальный язык американского дома. Экономический кризис сводит на нет избыточность и декоративность; в интерьерах распространяются простые формы мебели, гладкие поверхности, нейтральные ткани. Эта «этика упрощения» напрямую влияет на домашнюю одежду: мужчины начинают предпочитать недорогие хлопковые комплекты, стандартные фасоны и сдержанные цвета. Пижама становится не символом досуга, а проявлением рациональности и «правильного» хозяйственного поведения.
Реклама нижнего белья B V D, 1932
К 1930-м различия между европейской и американской визуальной культурой становятся очевидны. Европейская мода продолжает эстетизировать домашнюю одежду как знак «утончённой культуры досуга». Во французских и британских изданиях (Le Moniteur de la Mode, The Tailor and Cutter) халаты и пижамы по-прежнему шьются из шёлка, бархата, с восточными орнаментами. Образы мужчин остаются камерными, статичными — кабинет, книга, сигара, иногда собака.
// Реклама ночного белья Brighton Carlsbad, Ladies’ Home Journal, октябрь 1917 г., стр. 141.
Американский актер Тайрон Пауэр, 1936
Уильям Пауэлл и Мирна Лой в фильме «Тонкий человек», 1934
Уильям Пауэлл в фильме «Тонкий человек», 1934
Мирна Лой в фильме «Тонкий человек», 1934
Американская модель — динамична, демократична, открыта. Реклама изображает мужчину в пространстве семьи, движения, жизни. Приватность становится социальной добродетелью — гарантом стабильности, честности и внутреннего равновесия. Так рождается новая этика комфорта — моральная, экономическая и эстетическая одновременно.
// Рекламный кадр Уильяма Джиллетта в костюме в роли Шерлока Холмса для немого фильма «Шерлок Холмс» (1916), основанного на пьесе, написанной самим Джиллеттом в 1899 году.
Заключение главы
Период конца XIX — 1930-х годов стал поворотным моментом в истории мужской приватности. Америка первой поняла, что комфорт может быть не роскошью, а ценностью. Мужская домашняя одежда стала инструментом социализации — она больше не выделяла избранных, а объединяла «нормальных».
В этом контексте формируется фундамент современного визуального языка мужской моды: — простота как эстетика, — чистота как моральная категория, — дом как сцена идентичности.
Демократизация мужской домашней одежды стала результатом нескольких пересекающихся процессов. Развитие текстильной промышленности удешевило производство тканей и сделало некогда «элитарные» материалы доступными более широким группам населения. Расширение среднего класса сформировало новый запрос на комфорт и эстетичность быта, который уже не ограничивался аристократическими привычками. На это накладывалось влияние массовых медиа — рекламы, иллюстрированных журналов, позднее кино, — которые начали транслировать образ домашнего костюма как универсальную норму повседневной жизни. В итоге приватность перестала быть закрытой привилегией: она превратилась в социально разделяемую модель, а домашняя одежда — в повседневный маркер современного образа жизни.
Так Америка сделала из домашней одежды не атрибут праздности, а знак культурной зрелости — воплощение новой, «гражданской» приватности, в которой мужчина мог, наконец, быть самим собой.
Banner, L. American Beauty. — Chicago: University of Chicago Press, 1983. — 384 p.
Breward, C. Fashioning London: Clothing and the Modern Metropolis. — Oxford: Berg, 2004. — 272 p.
Laver, J. A Concise History of Costume. — London: Thames & Hudson, 2002. — 240 p.
Peiss, K. Hope in a Jar: The Making of America’s Beauty Culture. — New York: Metropolitan Books, 1998. — 416 p.
Warner, M. The Trouble with Normal: Sex, Politics, and the Ethics of Queer Life. — New York: Free Press, 1999. — 240 p.
Breward, C., Evans, C., & Gristwood, S. (eds.). The Masculine Masquerade: Men and Dress 1850–1940. — London: V& A Publications, 1999. — 224 p.
Entwistle, J. The Fashioned Body: Fashion, Dress and Modern Social Theory. — Cambridge: Polity Press, 2000. — 288 p.
Михайлова Е. Повседневная жизнь в Америке начала XX века. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. — 368 с.
