Иван Билибин и театральное воображение Серебряного века
Русская сказка как форма символа в культуре Серебряного века
Синдбад-мореход. Иллюстрация к сборнику сказок «Тысяча и одна ночь». 1932
Для деятелей Серебряного века миф и сказка были, своего рода, способом способом переживания мира как «таинственного текста», в котором каждый образ несёт скрытый смысл. Символистская эстетика настаивает: видимая форма указывает на невидимое содержание, сюжет превращается в знак духовного опыта.
Русская волшебная сказка особенно удобна для такой символизации. В ней уже есть четко организованное пространство: лес как зона испытаний, избушка Бабы-Яги как порог, поле и перепутье как точка выбора, терем и палаты как образ власти и сакрального центра. Устойчивые персонажи — Иван-царевич, Василиса, Баба-Яга, чудо-юдо — действуют как своеобразные «маски». Художник получает готовый набор символических фигур, которые можно визуально усиливать, утончать, сгущать.
Иллюстрация И. А. Билибина к сказкам А. С. Пушкина. 1904.
В культуре Серебряного века появляется и особое «театрально-игровое» отношение к миру: реальность переживается как сцена, люди примеряют на себя мифологические роли.
В этой оптике сказка — сценарий действия, мистерии, спектакля. Именно здесь оказывается точка пересечения книжной графики Билибина и театральных поисков эпохи.
«Билибинский стиль»: орнамент, рамка и сценическое пространство листа
Иван Билибин вошел в историю искусства как художник, создавший целостный пластический язык, основанный на внимании к народному орнаменту и строгой организации формы. Слава Ивана Билибина связана прежде всего с иллюстрациями к русским сказкам, изданным Экспедицией заготовления государственных бумаг в начале XX века. Именно эти книги создали тот визуальный образ русской сказки, который до сих пор воспринимается как «канонический».
Фрагмент из книги «Сказка о царе Салтане». Иллюстрации И. А. Билибина. 1904
Источники визуального языка
«Русская деревня». 1930
Исследователи отмечают несколько пластов, на которых строится билибинский язык: древнерусская иконопись, лубок, вышивка и народный орнамент, северная деревянная архитектура. Художник внимательно изучал северные города и деревни, участие в этнографических экспедициях дало ему богатый материал: избы, наличники, резные крыльца, праздничную одежду. Этот опыт позже осмысляется в статье «Несколько слов о русской одежде», опубликованной в журнале «Мир искусства».
И. Билибин. Почтовые открытки из серии «Народы русских северных губерний». Издание Общества Святой Евгении. 1925
Народные мотивы в иллюстрациях не превращаются в каталог деталей. Каждый орнамент, каждое построение палаты или избушки работает как знак культурной памяти, собирает в себе образ «старой Руси», словно отфильтрованный через эстетический опыт модерна.
Эскиз декорации 2 акта оперы Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии». 1934
Рамка как портал в сказку
Иллюстрация к книге «Перышко Финист ясна сокола». 1902 // Баба Яга. Иллюстрация к сказке «Василиса Прекрасная». 1900
Одна из ключевых особенностей билибинской страницы — орнаментальная рамка. Она обрамляет изображение и текст, создаёт ощущение окна в иной мир. В рамке появляются сказочные звери, растительные узоры, мотивы традиционной вышивки и резьбы.
Иван Царевич. Иллюстрация к сказке «Марья Моревна». 1901 // Василиса Прекрасная. Иллюстрация к сказке «Василиса Прекрасная». 1899
Рамка формирует дистанцию между повседневностью читателя и мифическим пространством книги. Внутри рамки действует свой закон времени и пространства. Это делает иллюстрацию близкой к театральной сцене с ее четко очерченной коробкой сцены и кулисами.
Лист как сцена
Фигуры персонажей часто располагаются фронтально, на условной «сцене» перед плоским фоном. Глубина пространства обозначается плоскостями — лесная стена, далекий город, река, дорога. Много планов, но они организованы как послойные декорации.
Царица Милитриса. 1929// Иллюстрация к сказке «Марья Моревна». 1910
Такое построение усиливает театральность: зритель будто сидит в партере и наблюдает за действием через рамку-портал. Герои замирают в характерных позах, и каждая поза читается почти как жест актера, зафиксированного в кульминационный момент.
Театральное воображение Билибина: от книги к сцене
Переход от книжной иллюстрации к сценографии для художников круга «Мира искусства» был естественным. Театр воспринимался как синтетическое искусство, где соединяются живопись, музыка, слово, жест, и именно символистские поиски придали сцене статус «высокой мистерии».
Шатер шамаханской царицы. Эскиз декорации к опере Н. А. Римского-Корсакова «Золотой петушок». 1909
Билибин впервые обращается к сцене в 1904 году, оформляя «Снегурочку» Н. А. Римского-Корсакова для национального театра в Праге. Позже он создает декорации и костюмы к операм «Золотой петушок», «Садко», «Руслан и Людмила», участвует в постановках «Бориса Годунова», балета «Пир» для антрепризы Дягилева.
В сценографических эскизах продолжается тот же визуальный язык, который сформировался в книге, но теперь он заполняет реальное сценическое пространство.
Дворец Черномора. Эскиз декорации к опере М. И. Глинки «Руслан и Людмила». 1913
Архитектура декораций
Палаты, городские стены, терема и церкви в декорациях Билибина собирают в себе обобщенный образ архитектуры. Исследователи отмечают, что его декорации к «Садко» воспринимались как одна из наиболее выразительных попыток создать «сказочную Новгородскую Русь» на сцене.
Пристань. Эскиз декорации к опере Н. А. Римского-Корсакова «Садко» 1913
Вертикали башен, каскады кровель, ритм окон и закомар создают плотную орнаментальную ткань, которая окружает героя и задаёт тон всей сцене. Архитектура играет роль визуального символа мира былинной Руси, где действие оперы получает своё образное основание.
Костюм как знак персонажа
Эскиз костюма Царевича для балета Н. Н. Черепнина «Русская сказка». 1923// Эскиз костюма боярина Ивана Сергеевича Лыкова для оперы Н. А. Римского-Корсакова «Царская невеста». 1930
Костюмы Билибина едва ли можно назвать «этнографическими». В них собраны мотивы реальной крестьянской и городской одежды, элементы церковного облачения, богатые ткани, золочёные вышивки. Художник выстраивает цельный ансамбль: фактура ткани, крой, орнамент и цветовая гамма работают вместе, превращая фигуру артиста в живой символ.
Так возникает театральный персонаж-сигнал: зритель по силуэту и узору одежды сразу считывает его роль — царя, купца, богатыря, сказочную невесту.
Половцы. Эскиз костюма к опере А. П. Бородина «Князь Игорь». 1930// Половецкий воин. Костюм для оперы А. П. Бородина «Князь Игорь». 1930
Визуальный анализ: сказка и сцена
Обложки и развороты сказочных книг
Обложки серий «Василиса Прекрасная», «Марья Моревна» и других сказок строятся как многоярусные композиции: вверху крупная надпись «Сказки», ниже — название конкретной истории, еще ниже — серия маленьких прямоугольных сцен.
Каждый фрагмент — отдельная «вставная» картинка: избушка на курьих ножках среди леса, герои на коне, вид на город со стенами и куполами. Вокруг — сплошной орнаментальный пояс из сказочных птиц, зверей, фантастических ростков.
Такой разворот напоминает многочастный иконостас или развернутую театральную программу со сценками будущего действия. Уже в момент, когда читатель только открывает книгу, его взгляд проходит путь от букв к картинкам, от общего названия цикла к отдельным эпизодам. Сказка подается как последовательность «картин», готовых к инсценировке.
Лес как символ порога
Во многих иллюстрациях к сказкам герой оказывается в глубине леса, в обрамлении стволов берез и елей. Деревья выстраиваются в плотную кулисную стену, создавая ощущение замкнутого пространства, отделенного от внешнего мира. В этом пространстве происходят ключевые чудеса — появление волка, птицы, коня, встречи с Бабой-Ягой. Лес превращается в символический порог между человеческим и иным, а по способу построения — в сцену, где чудо уже ожидаемо.
Орнаментальный бордюр, в котором повторяются ветви, птицы, грибы, усиливает мотив «зачарованного круга», внутрь которого зритель попадает вместе с героем.
«Палаты Дадона» и оперная сцена
Царство Дадона, городская площадь. Эскиз декорации к первому действию оперы Н. А. Римского-Корсакова «Золотой петушок». 1909
Эскиз декорации «Палаты Дадона» к опере «Золотой петушок» Римского-Корсакова показывает, как билибинский язык переносится на сцену буквально.
Палаты Дадона. Эскиз декорации к первому действию оперы Н. А. Римского-Корсакова «Золотой петушок». 1909
Вся задняя стенка сцены превращается в гигантскую палату с резными наличниками, лестницами, балюстрадами. Поверхности стен покрыты сложным орнаментом, ступени поднимаются уступами, образуя естественную многоуровневую площадку для выхода персонажей.
Заключение
Иллюстрация к сказке «Иван-царевич и Жар-птица». 1930 Иллюстрация к сказке «Золотая рыбка». 1933
Театральное воображение Серебряного века проявляется у Билибина в двух направлениях: книжная иллюстрация строится как маленький спектакль на странице, а сценография оперных постановок опирается на приемы, обкатанные в книжном формате. Сказка оказывается медиатором между фольклором и модернистской эстетикой, между народной традицией и утонченным искусством эпохи.
Именно поэтому его работы до сих пор воспринимаются как визуальный «словарь» русской сказки: через них поколениями считывается не только сюжет, но и целостная символическая картина мира.
Дадоново войско. Разворот. Иллюстрация к «Сказке о золотом петушке» А. С. Пушкина. Фрагмент. 1906
Голынец, Г. В., Голынец, С. В. И. Я. Билибин. — М.: монография о художнике книги и театра.
Ходаковский, Е. В. «И. Я. Билибин. Память о Севере» // Помни о Севере. Каталог выставки. — М., 2018.
Минералова, И. Г. Русская литература Серебряного века. Поэтика символизма. Учебное пособие.
Кутлинская, Е. С. Живопись русского символизма в отечественной критике 1880–1910-х годов (дисс.)
