Original size 1140x1600

Театральные эксперименты Ларионова и Гончаровой и их взаимные влияния

PROTECT STATUS: not protected
This project is a student project at the School of Design or a research project at the School of Design. This project is not commercial and serves educational purposes
The project is taking part in the competition

Концепция

Совместное творчество Михаила Ларионова и Натальи Гончаровой является одним из ключевых явлений русского авангарда начала ХХ века. Их художественный союз выходил далеко за рамки живописи и графики, охватывая театральную сценографию, костюм, декоративные проекты и теоретические поиски. Наиболее яркий этап их сотрудничества связан с участием в проектах Сергея Дягилева и оформлением балетов «Русских сезонов». Их сценографические и костюмные эксперименты, основанные на соединении русского фольклора, примитивистской стилистики и авангардных новаторств, становились отражением личных художественных взглядов обоих мастеров и результатом их взаимного влияния.

В своем исследовании я бы хотела показать, что творчество Ларионова и Гончаровой в театре представляло собой состояние постоянного художественного диалога, где каждый не только развивал собственные идеи, но и влиял на эстетические решения партнёра. Моя цель — определить характер этих взаимных влияний, исследовать особенности их работы в театре, а также проанализировать конкретные костюмы и декорации, созданные для спектаклей, опираясь прежде всего на материалы книг, включающих эскизы, мемуары и фотографии из архива Ларионова.

Михаил Ларионов

big
Original size 2124x1054

Михаил Ларионов в своей квартире на улице Жака Калло в Париже. Конец 1920-х — начало 1930-х.

Михаил Фёдорович Ларионов родился в 1881 году в Тирасполе — городе, который сам по себе был почти пограничным пространством, где смешивались языки, шли ярмарки, и бытовая реальность соседствовала с буйством красок. Его ранние воспоминания, отмеченные живым интересом ко всему «уличному», к народной пластике, к странноватому миру вывесок и лубков, впоследствии не раз появятся в его театральных работах. Учёба Ларионова в Московском училище живописи, ваяния и зодчества была одновременно и становлением художника, и сопротивлением академическому порядку: он систематически нарушал правила, за что неоднократно исключался. Но именно в эти годы в нём начал формироваться тот мир, который позже будет определён как авангард: стремление к условности, декоративность, резкость линий, любовь к народному искусству и одновременно — почти дерзкая свобода, стремление сломать привычную форму.

1. Михаил Ларионов 1920-е 2. Михаил Ларионов. Автопортрет. Конец 1910-х — начало 1920-х

Архивные материалы показывают Ларионова как художника, для которого театральная работа была естественным продолжением живописных поисков. В его эскизах прослеживается связь с лучистской живописью, где свет и движение выражены пересечением лучевидных линий, динамическими диагоналями и контрастными цветовыми сочетаниями. Лучизм был его попыткой выйти за пределы предметности и создать «живописную среду» как самостоятельную сущность. Это стремление к выявлению внутренней энергии формы позже выразилось и в сценографических решениях. Ларионов мысленно подходил к сцене как к «плоскости действия», в которой движущиеся фигуры актёров становятся элементами общего декоративного ансамбля. Его записки и письма свидетельствуют о том, что он стремился сделать сценическое пространство максимально подвижным, избегая излишнего реализма. Он рассматривал декорацию не как «фон», а как живую часть постановки, которая может менять пропорции и ритмы в зависимости от хореографии.

Наталья Гончарова

1. Михаил Ларионов. Наталия Гончарова. Шарж. 1915. 2. Леонид Мясин, Наталия Гончарова, Игорь Стравинский, Михаил Ларионов, Лев Бакст. Уши (Швейцария)

Гончарова, ровесница Ларионова, также родилась в 1881 году. Её детство прошло в Тульской губернии, среди полей и просторов средней России, где близость крестьянского мира оказала сильное влияние на её будущую художественную манеру. Обучаясь в Московском училище, она пришла туда как скульптор — но очень быстро обнаружила, что живопись предоставляет ей куда более широкие возможности. В ней сочетались удивительная смелость и редкая для её времени самостоятельность. Гончарова без стеснения использовала иконописную плоскостность, архаику, народный орнамент; позднее её нередко обвиняли в «варварстве» — но это «варварство» станет одним из источников модернистской театральной эстетики начала века. Её первые выставки, участие в «Бубновом валете», резонансные скандалы — всё это создавало образ художницы, которая идёт не за традицией, а против неё.

Original size 1462x1296

Ролан Пёти в костюме Ипполита из балета «Пробуждение» и автор костюма Наталия Гончарова. Конец 1930-х — начало 1940-х

Гончарова, в отличие от Ларионова, черпала силу в декоративизме и примитивистских началах. Материалы её эскизов показывают тяготение к плоскостной композиции, насыщенной орнаментальной структуре, крупным силуэтам костюмов, где детали выполняют роль символов. Её художественный метод опирался на русские народные источники — лубок, текстиль, старообрядческую икону — но переосмыслял их в модернистском ключе. Эта декоративность не была просто стилизацией, она становилась художественным принципом театрального образа. Гончарова стремилась создать костюм как знак, как самостоятельную форму, которая будет читаться при движении танцовщика и взаимодействии со сценической плоскостью. Именно это породило её знаменитые композиции с крупными плоскостями цвета, графическим контуром и ритмическим орнаментом.

Взаимное влияние

Именно в училище и в московской художественной среде начала XX века произошло знакомство Гончаровой и Ларионова. Их встреча постепенно превратилась в союз — сложный, но плодотворный. Они не только делили пространство мастерской, но и формировали общую художественную стратегию: создавали «хвостоослиную» провокацию, настаивали на свободе линии, вводили в живопись примитив, улицу, фольклор. Их биографии и творческие методы настолько переплелись, что в воспоминаниях современников часто воспринимаются как единая двухголосная линия — хотя каждый из них обладал совершенно особой пластической природой.

Михаил Ларионов. Лес. Эскиз декорации к картине «Баба-Яга» из цикла «Русские сказки». 1916–1918.

Влияние между художниками было глубоким и взаимообогащающим. Ларионов, поглощённый динамической абстракцией, значительно усиливал в работах Гончаровой стремление к живописной энергии и к поиску движения внутри формы. Гончарова, в свою очередь, расширяла у Ларионова декоративную составляющую — орнамент, плоскостность, ясную и мощную цветовую структуру. Совместная работа над театральными постановками позволила им создать новый синтез: лучистские динамические схемы Ларионова соединялись с декоративно-орнаментальной логикой Гончаровой, что делало сценический образ более цельным и выразительным.

1. Л. Чернышёва Царевна Лебедь. «Русские сказки». 1918 2. Михаил Ларионов. Леший. Эскиз костюма. «Баба-Яга» (1917) из цикла «Русские сказки». 1916–1918. 3. Михаил Ларионов. Кот. 1930-е.

Театральные проекты

Особое место в их судьбе занял театр Сергея Павловича Дягилева. Дягилев, начавший как организатор выставок и издатель «Мира искусства», в начале-середине 1900-х превращается в создателя «Русских сезонов» — огромного культурного явления, благодаря которому русское искусство буквально ворвалось в европейскую жизнь. Его труппа была не просто балетной: это был почти лабораторный конструкт, где встречались хореографические инновации Фокина и Нижинского, музыка Стравинского, живопись художников-авангардистов. Дягилев — фигура, которую невозможно описать только как антрепренёра: его роль в истории балета сродни роли режиссёра в опере или куратора в современном искусстве. Он придал балету концепцию целостного искусства, где музыка, движение, костюм и декорации работают как соединённые сосуды.

Original size 1434x1140

Труппа «Русского балета Дягилева» и съёмочная группа фильма «Тихая улица» во время американского турне. Во 2-м ряду справа — Вацлав Нижинский и Чарльз Чаплин. 1916

Работы Ларионова и Гончаровой попали в поле зрения Дягилева не сразу: он долго присматривался к художникам нового круга. Но в начале 1910-х годов, когда «Русские сезоны» активно расширялись, художники с ярким декоративным мышлением стали особенно ценны.

1. Татьяна Рябушинская — Золотой петушок. «Золотой петушок» 2. Юрек Лазовский — Воин. «Золотой петушок», Русский балет полковника де Базиля. 1937

Гончарова была приглашена раньше. Её оформление «Золотого петушка» стало настоящим событием. Эскизы Гончаровой показывают, как она выстраивала плоскостный, почти иконописный мир: яркие, насыщенные цвета, подчеркнутая условность, декоративные контуры, мотивы народной игрушки. Костюмы превращали исполнителей в живые орнаменты. Декорации складывались будто из деревянных расписных стен, плотно прилегавших друг к другу, создавая ощущение сказочного, но не «книжного» пространства — а пространства, вышедшего из народной культуры. Театроведы отмечали, что её оформление изменило саму интонацию спектакля: он стал не столько экзотичным, сколько глубоко русским.

Original size 3500x2480

«Золотой петушок», сцена из спектакля. Русский балет полковника де Базиля. 1937

Ларионов присоединился к «Русским сезонам» вскоре после неё и начал работать над другими постановками. Ларионов разрабатывал идею «движущейся декорации»: отдельные элементы сцены у него могли вращаться, смещаться, менять ритм пространства. Он работал с плоскостями, но не статичными, а живыми. «Русские сказки» и «Кикимора», оформленные Ларионовым, демонстрируют этот подход особенно отчётливо. Его костюмы подчас выглядят как живые дополнения к заднику: линии персонажей продолжают линии архитектуры.

В совместной работе Гончаровой и Ларионова на дягилевской сцене возникает редкое по насыщенности сочетание: её декоративность и архаическая плоскостность становятся средой, в которой его конструктивная энергия находит движение. Оба художника словно создавали «двойной театр» — театр плоскостей и театр движений. Именно эта двойственность дала возможность «Русским сезонам» выйти за пределы привычного академического оформления.

«Ларионов и Гончарова активно включаются в процесс» создания дягилевских постановок, причём для них театр становился пространством эксперимента. По свидетельствам танцовщицы Лидии Соколовой, Ларионов достаточно быстро понял, что в балете главное — движение, и сделал вывод о необходимости освобождения сцены от тяжёлых элементов: «определяющее в балете — это всё-таки движение и надо максимально освободить сцену». В архивных записях Ларионова письма к Дягилеву показывают, что он стремился к лёгкости костюма, к подвижности декорации, к созданию воздушных структур, взаимодействующих с освещением. Гончарова же в своих работах для балета стремилась к яркой, насыщенной декоративной выразительности. Летние эскизы, созданные ею в Испании, показывают способность синтезировать местные мотивы с собственным стилем, создавая костюмы, одновременно узнаваемые и стилизованные.

Анализ

1. Костюм «Леший» (балетные эскизы Ларионова) Ларионов переходит от живописных лучистских структур к графически выраженному сценическому образу. Фигура Лешего построена на вытянутых, ритмичных линиях и асимметричных формах. Декоративные элементы, напоминающие волокна травы или ветви, подчеркивают связь персонажа с природной стихией. Цветовое решение — сочетание тёмных и ярких пятен — создаёт ощущение мерцания, что соответствует его интересу к световому движению. Художнику удаётся превратить фольклорный образ в авангардный и почти абстрактный, но при этом сохраняющий узнаваемость.

Михаил Ларионов. Леший. Эскизы костюма к картине «Баба-Яга» из цикла хореографических миниатюр «Русские сказки». 1916–1918

2. Костюм «Кикимора» (миниатюра «Кикимора») Грим и костюм Кикиморы — одно из самых выразительных достижений Ларионова в искусстве маски. Прямое свидетельство подчёркивает эффект образа: «с этим раскрашенным лицом … выглядела … просто пугающе». Лицо актрисы превращено в динамическую маску, линии грима усиливают остроту черт. Элементы костюма выполнены так, чтобы подчеркнуть постоянное движение персонажа. В этом образе художник наиболее ясно реализовал свою концепцию «движения через линию»: костюм становится движущейся плоскостью.

1. Бронислава Нижинская — Кикимора. «Русские сказки», Русский балет Дягилева. 1917 2. Михаил Ларионов. Кикимора. Эскиз костюма и грима к картине «Кикимора»

3. Костюм шута (балет «Шут») Этот костюм создан Ларионовым в момент его наиболее интенсивного увлечения лучизмом. Воспоминания современников фиксируют цветовой и структурный эффект от костюмов: «живости дробящихся разрезанных фигур красных, зеленых, желтых, синих». Эти фразы точно передают характер композиции: диагонали, ритмическая разбивка цвета, острые формы. Костюм шута — не просто наряд, а структурный центр спектакля. Он визуально отражает идею игры, трансформации и создает светодинамический эффект при движении танцовщика.

1. Лидия Соколова — Шутиха, Тадеуш Славинский — Шут. «Шут», Русский балет Дягилева. 1921 2. Михаил Ларионов. Шут. 1915. Эскиз костюма к балету «Шут». 1921

Костюмы Гончаровой/ Ларионова в сравнении с «классическими» декораторами Русских сезонов (Л. Бакст и А. Бенуа)

Что роднит Гончарову и Ларионова с остальными (Бакст, Бенуа и т. п.)

1. Сценическая выразительность и внимание к национальному колориту. Как и Бакст/Бенуа, Гончарова и Ларионов работали в ключе «публичного» образа балета — костюм должен был быть ярким, крупным, читаемым с зала и «делать» характер. У всех — намерение создать цельный сценический мир, где костюм усиливает драму.

2. Использование фольклорных и исторических мотивов. У Гончаровой/Ларионова часто встречается обращение к русской народной традиции (сарфаны, орнаменты, «плоскостные» иконные/печатные мотивы), у Бакста/Бенуа — частый поворот к восточной или исторической реконструкции (шэхерезада, восточные сказки, европейская история). То есть источник вдохновения схож — «фольклор/история» — но направление и художественная обработка разные.

1. Татьяна Рябушинская — Золотой петушок. «Золотой петушок», Русский балет полковника де Базиля. 1937 2. Тамара Карсавина — Жар-птица. «Жар-птица», Русский балет Дягилева. 1910

Главное различие

1. Плоскость и декорация vs объём и фактура. Гончарова и Ларионов склонны к плоскостной живописной обработке: крупные графические мотивы, упрощённые формы, яркие «массивные» цветовые поля — это родственно авангарду (кубо-футуризм, раёнизм) и народной декоративности. Бакст и Бенуа чаще используют моделировку, шкалу деталей, шлейфы, богатую фактуру тканей, вышивку и объемные аппликации — эффект дорогой «люстрированной» экзотики.

2. Колористика и символика. Бакст: сложные, градиентные цветовые решения (переливы, золото, металлик), восточные узоры. Гончарова: плоские контрастные сочетания, графические орнаменты, нередко «наивный» народный колорит, иногда «иконная» палитра. Ларионов — более экспериментальный с линией и ритмом, использовал динамические диагонали и лучевые мотивы (раёнизм).

1. 2. Тамара Карсавина — Зобеида. «Шехеразада», Русский балет Дягилева. 1911

Пример: (Золотой петушок), эскизы Гончаровой (1914) — сравнение с традициями Бакста

Образ царского двора и персонажей у Гончаровой показывает сочетание стилизованных русских народных форм (сарфаны, прямые силуэты, графические орнаменты) с резким, почти графическим золотым акцентом на «петушке». Эскизы бывают плоскостными, с чёткими контурами, декоративными пятнами цвета и минимальной моделировкой, где «узор» и «контур» важнее иллюзии объёма.

Бакст («Шехеразада» и восточные работы): Бакст создавал более объемные, текстурные костюмы: драпировки, многоуровневые ткани, богатую вышивку, обилие золота и металликов, плавные извилистые линии и мелкие декоративные детали. Его эстетика — «кино-декор»: погружающая, роскошная, с большим количеством «видимых» деталей при близком рассмотрении.

Значение театрального опыта Ларионова и Гончаровой

Работа Ларионова и Гончаровой в театре показывает, что авангард не был для них исключительно живописным явлением. Напротив, театр становился средой, где их принципы проявлялись максимально полно. Они стремились превратить спектакль в «движущуюся картину», где актёр, костюм, декорация и свет связаны общими законами композиции. Именно благодаря соединению лучистской динамики и декоративной плоскости их театральные решения стали важным вкладом в европейскую сценографию, повлияв на дальнейшее развитие символистского и авангардного театра.

Заключение

Анализ показывает, что театральные эксперименты Ларионова и Гончаровой представляли собой глубокий творческий синтез. Ларионов внёс в театральный образ энергию линии, световую динамику и абстрактное мышление. Гончарова же привнесла декоративную мощь, орнаментальную структуру и связь с традиционными пластическими формами. Их совместное творчество сформировало яркий пример того, как художники-авангардисты смогли преобразовать сцену и создать новый образный язык, где костюм и декорация становятся не украшением, а основой художественного высказывания.

Bibliography
1.

Ирина Остаркова. Сборник архивных материалов. История «Русского балета», реальная и фантастическая в рисунках, мемуарах и фотографиях из архива Михаила Ларионова сборник архивных материалов. (Просмотрено: 17.011.25)

2.

Э. Эганбюри (Зданевич). Наталия Гончарова. Михаил Ларионов. (Просмотрено: 17.011.25)

3.

Сайт: arzamas.academy. URL: https://arzamas.academy. (Просмотрено: 15.011.25)

4.

Сайт: ru.wikipedia.org URL: https://ru.wikipedia.org/wiki (Просмотрено: 17.011.25)

Image sources
1.

Ирина Остаркова. Сборник архивных материалов. История «Русского балета», реальная и фантастическая в рисунках, мемуарах и фотографиях из архива Михаила Ларионова сборник архивных материалов. (Просмотрено: 17.011.25)

Театральные эксперименты Ларионова и Гончаровой и их взаимные влияния
We use cookies to improve the operation of the HSE website and to enhance its usability. More detailed information on the use of cookies can be fou...
Show more