Предсказание судьбы: интервью с Алёной Ахмадуллиной
Алёна Ахмадуллина — российский дизайнер, создательница бренда Alena Akhmadullina, рассказала Архиву российской моды про свой путь в индустрии, конкурсы и первые шаги своего бренда в 2000-е.
Людмила Алябьева (далее — Людмила): Алёна, мы понимаем, что вы уже дали миллион интервью, но почти уверены, что всегда есть, что добавить. Мы всегда начинаем с одного и того же вопроса: как и почему вы начали заниматься модой?
Алёна Ахмадуллина (далее — Алёна): В советское время достать одежду было непросто, но у моей мамы были потрясающие вещи, сшитые бабушкой. После школы у меня появилось увлечение их перешивать. Мама иногда возмущалась из-за этого, а иногда радовалась. Это увлечение постепенно переросло в то, что я регулярно перешивала себе вещи и носила одежду, сшитую самостоятельно. Когда приезжала бабушка, я ее сразу сажала за машинку и говорила: «Бабуля, сейчас мы с тобой будем шить пальто». Это был своего рода мастер-класс от бабушки: она могла разложить на столе ткань и тут же без лекал с одной лишь линейкой построить пальто. Тогда казалось, что все очень просто, ведь к вечеру новое пальто могло быть готово. В университете я поняла, что все, конечно, несколько сложнее [улыбается].
Потом начался тренд на клешеные брюки, и ко мне стали обращаться подруги из класса: я стала шить клеши всем, не только себе.
Алёна: Потом мама отвела меня в детскую художественную школу. Там мне нравилось все: рисунок, живопись, скульптура, композиция и история искусств. А еще повезло с преподавателем в школе — он был настоящий художник, все время сидел в своей мастерской при художественной школе. Мы видели, как он лепит и рисует, и это была лучшая для нас школа. Он особо нами не занимался, но мы видели его работу и учились. Думаю, так все и началось.
Людмила: И уже тогда вы поняли, что хотите заниматься модой и знали, где именно хотите этому учиться?
Алёна: Знаете, тогда было время увлечения всякими жуткими Кашпировскими. Вот такая женщина-гадалка и предсказала мне судьбу: «Вижу манекен, на нем платье». Я сейчас понимаю, что это предсказание судьбы было взято из моего же собственного рассказа: она долго меня расспрашивала, кем я хочу стать, на что я отвечала, что хочу быть художником-модельером и создавать одежду. Но ее предсказание у меня — тогда маленькой девочки — прочно засело в голове, и казалось, можно расслабиться. Ведь она увидела меня в будущем, в котором были манекен и платье — значит, я буду заниматься модой [смеется].
«Строгая девушка Алена Ахмадуллина»
«Птюч», сентябрь 2002
Текст: Эва Рухина
Фотограф: Виктор Васильев
Стилист: Мария Белодедова
Компьютерная обработка: Дмитрий Солнцев
Людмила: И пошли учиться на дизайнера одежды после этого?
Алёна: Да. После художественной школы я решила связать профессию с дизайном одежды. Мы с родителями даже не рассматривали ничего, кроме Университета технологии и дизайна в Петербурге[Прим. АРМ: Санкт-Петербургский государственный университет промышленных технологий и дизайна, в советское время назывался Ленинградский институт текстильной и лёгкой промышленности имени С. М. Кирова].
Просто приехали туда, посмотрели, что нужно для поступления, и я стала готовиться. Жили мы в Сосновом Бору — это более полутора часов езды от Санкт-Петербурга по побережью Финского залива через Ломоносов и Петродворец до Большой Ижоры. Я стала ездить на курсы два или три раза в неделю, приезжала к преподавателю по графике Анатолию Сидорову и к Анатолию Анатольевичу Лобанову (мужу Татьяны Парфёновой), который преподавал живопись. Это был другой уровень подготовки по сравнению с художественной школой: за год они мне так выстроили рисунок и живопись, что я с большим отрывом [от остальных абитуриентов] поступила.
Людмила: Помните еще каких-то своих педагогов в университете?
Алёна: Да, Ирина Сафронова преподавала композицию.
Людмила: Кто-то из модельеров или дизайнеров того времени преподавал у вас?
Алёна: У нас была дизайнер Нонна Меликова [Прим. АРМ: Нонна Меликова — российский художник-модельер, заслуженный художник Российской Федерации, профессор, член Союза художников РФ]. Ей отдали отдельный закрытый этаж с кодовыми замками. Когда она нам преподавала — это было впечатляюще.
Людмила: А в конкурсах вы начали участвовать уже после окончания обучения?
Алёна: Все конкурсы были во время обучения. Их было очень много каждый год — для всех студентов было важным достижением участвовать в конкурсе и победить в нем — они хорошо мотивировали. Например, у нас был конкурс «Архитектоника объемных структур», где из бумаги мы создавали объемные формы, связанные с одеждой — на первом курсе я победила в нем и сразу почувствовала себя увереннее. Тогда для конкурса я сделала три шляпы антропоморфных форм — такие объемные и с дырами, как из будущего.
Я жила в общежитии с дизайнерами из разных городов, вечерами мы рисовали и обсуждали работы. Мы, студенты из общежития, стали ядром группы.
Алёна: Группа была сильной, многие были после художественных училищ, что давало подпитку всей группе: мы учились друг у друга, наблюдая разные техники рисования, восприятие цвета. Конкурсы подталкивали сравнивать себя с другими и стремиться стать лучшим. Все жили вокруг этих конкурсов: Smirnoff, «Платье года», «Адмиралтейская игла» и другие. Были и ограничения — нельзя было участвовать в двух конкурсах с одной коллекцией.
Людмила: Помните какой-то из конкурсов, который стал поворотным в жизни?
Алёна: «Адмиралтейская игла» 2000 года: на ней я представила модель из коллекции «Дракон идет», которая получила награду. Все платье было разделено на сегменты: верхняя часть выезжала в форме драконьего горба, и в конце модель сгибалась, раскрывая драконий хребет — это была чисто архитектурная работа.
Из этой же коллекции помню платье, победившее в конкурсе «Платье года-2000» — оно было построено на архитектонике объемных структур [Прим. АРМ: Алёна получила «Золотую вешалку» за платье из коллекции «Дракон идет» в рамках конкурса «Платье года»].
О международном конкурсе молодых дизайнеров Smirnoff International Fashion Awards
Vogue, декабрь–январь 2000/2001
Алёна: Выпускная коллекция была вся бело-бежево-молочная; огромные коконы из пенополиуретана, сплавленные утюгом. Мне нравилось брать нетканые клеевые основы и заливать их нитроэмалью. Выходишь на улицу, заливаешь — весь двор ругается и вызывает милицию [улыбается]. Потом я красила нитроэмалью синтепон — делала из него коконы, поливала их, и получалась объемная структура в цвете.
Людмила: То есть вам нравилось экспериментировать с материалами?
Алёна: Да, денег ни на что не было, покупали самое дешевое и выжимали из него все.
Людмила: Когда вы закончили университет, сразу задумались о том, чтобы открыть свой бренд?
Алёна: Сначала я несколько месяцев стажировалась у Татьяны Парфеновой. А после, весной 2001 представила коллекцию на неделе моды Fusion Week. Это не был официальный запуск собственного бренда, но после Fusion Week бутик Podium [Прим. АРМ: Podium Concept Store — мультибрендовый магазин, работал в двухтысячные в историческом Доме моделей на Кузнецком мосту] сделал заказ на 10-12 тысяч долларов.
Для студентки это были огромные деньги, на которые я купила швейные машинки, сняла квартиру в питерской подворотне, посадила туда двух портных и конструктора.
Стало понятно, что делать: производишь коллекцию, показываешь на неделе моды, готовишь ее для магазинов, на вырученные от магазинов деньги готовишь следующую коллекцию.
«Модная весна» — заметка о московских неделях моды
«ОМ», июнь 2002
Людмила: То есть, вы уже тогда увидели, что показы работают как инструмент?
Алёна: Фэшн-показы для индустрии — вообще главный инструмент.
Людмила: А как вы нашли свой почерк? Кажется, что ваша эстетика, очевидно тяготеющая к тому, что сейчас называют локальными кодами, развивалась очень последовательно.
Алёна: Изначально не было такой последовательной истории. Меня шатало то вправо, то влево. К сожалению, этому не учили в университете. Нам «ставили» руку, учили чувствовать цвет, фактуру, понимать пропорции и центр композиции, но вот как делать моду — не учили.
Поэтому меня ждали годы ошибок: то, что я делала десять лет, могла бы сейчас сделать за два месяца. Отправь меня в 2001 год — за два месяца я бы пришла сюда, потому что было колоссальное количество бестолковых телодвижений из-за отсутствия знаний.
Конечно, почерк в живописи и рисунке вырабатывался постепенно. Через понимание работ других художников. После бессонных ночей поиска композиции вдруг понимаешь: вот так мне нравится делать, надо развивать эту тему — это мое. Архитектурности было много: сложные детали и конструирование мне очень нравилось.
Интервью с Алёной Ахмадуллиной
Jalouse, май 2004
Алёна: Изначально я сама все это конструировала, только потом в команде появились профессионалы. Я не считала себестоимость, а ведь кривые линии — это безумный труд и удорожание работы. Никто об этом не думал — просто делали то, что хотелось.
Когда я представляла коллекцию в шоу-руме в Париже [Прим. АРМ: Алёна имеет в виду шоурум MC2], японцы сказали: «Главное — не учите ее, как надо делать, потому что это все настоящее и уникальное; никто еще [в коллекцию] не вторгся своей ассортиментной матрицей и аналитикой продаж с предыдущего сезона». И правда: потом, когда «вторгаются», действительно начинаешь скатываться в обычную одежду и делать ее коммерческой — такой, которая хорошо продается.
Мои коллекции сначала были посвящены разным темам, например, истории советского спорта или фотографии конца XIX века.
Алёна: Когда мы задумались над концепцией бренда Alena Akhmadullina, я уже понимала, что меня привлекали русская культура, советское искусство, историзм и царский костюм, но добавить этому коммерческую составляющую оказалось непросто. Осознав, что сами не справляемся, мы обратились в парижское маркетинговое агентство, которое стало нашим проводником в мире стилей.
Они попросили собрать альбом с моими любимыми произведениями и художниками, затем предложили каким-либо образом «присвоить» разные предметы гардероба. Я тогда увлекалась деконструктивизмом: помню, как разрезала классические джинсы Armani и сшила их заново.
Агентство проанализировало результаты и вынесло вердикт: русские сказки и ручные техники в современном прочтении. Этот стиль называется Artisan Sophisticated, он зародился в 1920-е годы. В нем работают, например, Prada, Miu Miu, Dries Van Noten.
Алена Ахмадуллина, осень-зима 2005/2006
Финальный выход моделей на показе коллекции
Фотограф: В. Васильев
Источник: книга «Магия русского стиля», Наталья Козлова
Alena Akhmadulina ss 2006 // Источник: Firstview
Съемка с российскими дизайнерами
Jalouse, март 2006
Фотограф Слава Филиппов, стилист Дарья Аничкина, визажист Наталья Мочилова, модель Регина Фиоктистова,
Людмила: А когда случился выезд за границу, и первый шоу-рум в Париже? Или вы до этого тоже ездили, может быть, участвовали в зарубежных конкурсах?
Алёна: Помню конкурс в Швейцарии в Люцерне, правда, не помню, что мы там показывали, но помню сам город: как мы там гуляли, как это было удивительно. Нас поселили в какой-то школе, где была комната с 10 кроватями для нашей группы. Все спали в одной комнате, как студенты. Потом были уникальные поездки в Данию. Три раза подряд я выигрывала приз Saga Furs — ездила учиться работать с мехом в Copenhagen Furs — в их уникальный центр и потрясающую школу. Приезжаешь в загородный дом, где живет пожилая пара, которая следит за домом. В доме есть спальня, столовая, библиотека и меховой цех. Каждый день к тебе приходят преподаватели, которые учат работать с мехом. Глава центра Бэзил Кардасис [Basil Kardasis] прилетал в Россию и сам выбирал студентов для обучения. Copenhagen Fur показывали, что мех — это не просто дорогой материал, а что с ним можно работать как с тканью, даже лучше. Его можно стричь, резать, стирать и делать все, что угодно. Чем увереннее ты с ним работаешь, тем лучше результат.
Алёна: Я три раза туда летала и всю жизнь работаю с мехом, благодаря этому обучению.
Людмила: А отношения с глянцевыми журналами у вас хорошо складывались? Они вас замечали?
Алёна: Да, прессы было много — сейчас уже так не пишут. Съемок было прям море, и много писали про российских дизайнеров.
После Fusion Week мы делали показы каждый сезон. В Париж полетели в 2005 году — заключили договор с шоурумом МС2 [Прим. АРМ: основанный в 1999 году Магали Шаррюйер (Magali Charruyer) и Бенуа Жютелем (Benoit Jutel), шоу-рум MC2 специализируется на сегментах High End и Luxury]. МС2 тогда был одним из лучших. Француженка Магали, одна из основателей, приглашала нас к себе за город на пикник. Я тогда плохо говорила по-английски, но мы понимали друг друга на пальцах. В Париже мы встретились с представителями Ассоциации моды Франции, которые принимают решение о том, чтобы включить дизайнера в официальное расписание Парижской недели моды. К неофициальному расписанию журналистов трудно привлечь из-за сложного графика, поэтому нам важно было попасть в официальное, и представители шоурума этого добились.
Приглашение на показ коллекции «Вепсский лес» сезона весна-лето 2005, Alena Akhmadullina
Тогда в Carrousel du Louvre были залы разных размеров, некоторые из них — доступные по цене. Аренда площадки стоила около 40 тысяч долларов — свет, звук, готовая площадка. Когда эти небольшие залы убрали, показы стали очень дорогими, стоимость выросла в три раза — до 120 тысяч долларов.
«Таланты и поклонники»
Vogue, март 2009
Людмила: В каких странах мира еще продавалась одежда вашего бренда?
Алёна: В Гонконге, Японии, Америке, Великобритании, Италии, Швейцарии…
Людмила: Расскажите о тех людях, представителях индустрии, коллегах, которые повлияли на вас как на дизайнера одежды?
Алёна: Владельцы MC2 были теми людьми, которые перевернули мое представление об индустрии. Они сформировали понимание того, как это все работает и что нужно делать.
Людмила: А в России были такие знаковые фигуры, которые сыграли определяющую роль в вашей карьере?
Алёна: Все, кто снимали, сделали много. Помню первую съемку с Машей Рыжиковой, тогда редактором моды Elle — она очень добрый и веселый человек.
Светлана Сальникова (далее — Светлана): Может быть, вы помните, с кем общались в то время из числа дизайнеров в начале 2000-х?
Алёна: C Сашей Арнгольдом, Ольгой Бровкиной. Помню Нину и Дониса, Юлю Бунакову и Женю Хохлова (Bunakova Hokhloff). Nina Donis очень сильные дизайнеры, настоящие художники. Денис Симачев в двухтысячные сыграл огромную роль в продвижении российских дизайнеров одежды — это период его расцвета. Потом он больше ушел в тусовку.
Alena Akhmadulina fw 2007 // Источник: Firstview
Светлана: А вот по поводу тусовки — вы тусовались?
Алёна: Это к Симачеву [смеется]. Я же в Питере сидела, понимаете?
Людмила: В Москве часто показы проходили не только в рамках недель моды, но и в клубах, на других площадках. Вы участвовали в таких показах?
Алёна: Я помню, в конце 1990-х нас приглашали в Москве выступать в клубах со студенческими коллекциями. Мы, действительно, приезжали и показывались в клубах за деньги. Один клуб был даже там, где сейчас парк Зарядье, в отеле на месте парка [Прим. АРМ: с 1967 по 2006 год на территории Зарядья располагалась гостиница «Россия», внутри которой был клуб «Манхэттен-Экспресс»].
В Петербург к нам приехала Маша Цигаль в какой-то ночной клуб, и это было большое событие.
Мы там тоже показывали свои коллекции на разогреве у Маши — несколько студенческих показов, а потом Маша Цигаль. Помню это как «супер-мега событие».
Людмила: Сейчас вы одеваете московский и не только бомонд, а в 2000-е работали с кем-нибудь из знаменитостей?
Алёна: Уже тогда мы много кого одевали и делали специальные проекты. Помню, в 2007 или 2008 классную коллаборацию с клубом «Мост» (The Most) — мы делали форму для персонала.
Светлана: К середине 2000-х в России изменился и культурный, и экономический контекст. Повлияло ли это на российских дизайнеров одежды? Возможно, оформились какие-то базовые процессы в индустрии? Почувствовали ли вы это в своей работе?
Алёна: Выросло поколение молодых предпринимателей, которые стали открывать кафе, рестораны, бизнесы, другие — работать в офисах крупных компаний. Они стали главными потребителями, поэтому изменилась и мода. Она стала более повседневной, с уличным флером. Меньше пафоса. Помню, как заметила сильное изменение на Premiere Vision [Прим. АРМ: Premiere Vision Paris — одна из ведущих международных выставок тканей, кожи и аксессуаров, которая проводится дважды в год в Париже] в 2008: пиджаки и галстуки исчезли. Даже у итальянцев с протертыми портфелями появились кофты с джинсами.
Светлана: В Москве тоже аудитория поменялась. Кто покупал вашу одежду сначала?
Алёна: Одним из главных клиентов была Ульяна Сергеенко. Поверите?
Людмила: Поверим!
Алёна: Знаете, была узкая прослойка, интересующаяся российскими дизайнерами. В целом носить одежду от локального дизайнера считалось чем-то недостойным, а вот Chanel, Dior, Valentino — это серьезные бренды.
Людмила: Когда это поменялось, по вашему мнению? И поменялось ли?
Алёна: Да, поменялось, мне кажется где-то лет 10-12 назад.
Алена Ахмадуллина для Cirque du Soleil, 2015 // Источник: alenaakhmadullina.ru
Читайте другие материалы архива ↓
Об истории российского дизайна одежды, событиях проекта и другие интервью читайте в телеграм-канале проекта Архив российской моды / АРМ по ссылке t.me/rfa_media
